Горная гвоздика

…Култум даже не замечала, с какой быстротой она летела по тропинке. Как будто горел её дом! Она думала о Шахру и не переставала себе удивляться. Десять лет учились вместе в школе, и все эти десять лет она не обращала на него внимания, хотя он считался уже тогда лучшим гравером. В десятом классе, после занятий, он уже работал на комбинате художественных изделий, ему дали разряд мастера. Култум же только смеялась над ним и частенько дразнила «сучком». У него была тонкая, худая мальчишеская шея, на которой, как на сучке, торчала ушастая круглая голова. Шахру делал вид, что не слышит её насмешек. Вообще он был самым молчаливым в классе. На шутки девушек он не отвечал, наверное, считал их недостойными ответа. А в кругу парней он держался молодцом. Там никто не смел задеть его, он считался настоящим парнем, мог при случае и поговорить так, что всем было одинаково интересно. Все знали, что он остёр на язык и умеет постоять за себя.

Двух месяцев ещё не прошло, как они окончили школу, Шахру работает на комбинате, а она осталась дома, ей хотелось заниматься любимым делом – вышиванием казов. И всё это время она ни на минуту не переставала думать о Шахру. Ну что в нём особенного – невозможно понять. С ума сошла, да и только!

[…] Когда сегодня ночью бабушка предложила любовный камень, Култум решила испытать судьбу. Это был её последний шанс.

Возвращаясь от источника с полными кувшинами воды, она нарочно останавливалась со встречными девушками и тянула разговор до последней возможности. Сама же при этом посматривала по сторонам: не промелькнёт ли где Шахру?

На арочном мосту она долго стояла в одиночестве, поглаживая носком жёлтого чувяка выступавший из-под земли булыжник. Жители соседних аулов, стекавшиеся в базарный день на площадь, с любопытством поглядывали на неё. Култум знала, что обычно парни собираются под балконом сакли, приткнувшейся за мостом. Но, видно, она слишком рано вышла из дому: ни парней, ни Шахру там не было. Потом она нарочно прошла мимо его дома, обогнула новый, недостроенный дом и, окончательно потеряв последнюю надежду, столкнулась с Шахру нос к носу. Он торопливо шагал – куда? может быть, навстречу ей?! – сдвинув набекрень светло-голубую каракулевую папаху и расстегнув воротник белой сорочки. Култум увидела, что в один момент худощавое лицо Шахру заполыхало ярким пламенем; большие карие – как ещё говорят, волоокие – глаза застыли, будто перед ним возникла сама опасность.

Чуть не уронив маленький луженый кувшин – кутку, Култум молча протянула её Шахру. Тот чудом успел перехватить кутку за горлышко и, не зная, как выйти из неловкого положения, сделал несколько глотков, хотя ему совсем не хотелось пить.

Култум едва держалась на ногах, её била дрожь. Смертельно-бледная, она с отчаяньем ждала, что Шахру выплюнет воду и уличит её в преступлении. Вода ведь была волшебная! Наконец она собралась с силами и будто невзначай взглянула на него. В это время он медленно опустил руку с куткой. Взгляды их скрестились.

Шахру ослепил лихорадочный блеск двух иссиня-чёрных с точечками посередине серебряных пуговок. Только когда Култум отвернулась, до него дошло, что это были её глаза. Ему тут же захотелось посмотреть в них ещё раз. Невольно он прижал к себе кувшин. Чуть отвернувшись, опустив голову и сдерживая сильное желание снова взглянуть на Шахру, Култум хотела взять кувшин. Но вместо него схватила руку Шахру. Ещё не понимая, что делает, она потянула его к себе, вздрогнула и отпустила. В груди Шахру что-то ёкнуло и оборвалось. Не отрывая взгляда от Култум, он согнулся и поставил кувшин на дорогу между собой и ею. Оба они часто и горячо дышали.

Наконец Култум подхватила кувшин и пустилась наутёк, с ужасом и стыдом вспоминая, как глупо она схватила его за руку. Она и не подозревала, что за всеми своими волнениями позабыла насыпать в кувшин волшебную любовную пыль.

Магомед-Расул (к 80-летию писателя)