Обман (отрывок)

В этом году исполняется 80 лет детскому и юношескому писателю А. Лиханову. У героев его произведений непростые судьбы; случается, они совершают ошибки, но совесть всегда поможет сделать правильный выбор.

...Операторы снимают наушники, в студии гаснет свет. Серёжа прячется в декорационном складе, который рядом со студией и никогда не запирается. Все торопятся домой. Шаги стихают.
Серёжа берёт шпагу, которыми сражались толстые мушкетёры, пересекает тёмную студию, поднимается к буфету, тихо, как кошка, перепрыгивает через прилавок. Вот он, этот ящик. Внутренний замок. Серёжа достаёт из кармана перчатки, натягивает их, просовывает шпагу в щель, наваливается всем телом. Остриё шпаги с грохотом отламывается.
Серёжу прошибает леденящий озноб. Он падает, вжимаясь от страха в пол. У вахтёра внизу играет радио. Серёжа поднимается. Снова просовывает в щель шпагу. Опять наваливается всем телом. Сжимаясь, дерево под металлом издаёт странный, едва шипящий звук.
Он отдыхает. Просовывает шпагу подальше. Щель между ящиком становится шире, шире. Он наваливается снова. Квадратик металлического запора свободен. Планка с отверстием, врезанная в прилавок, больше не держит его. Удерживая шпагой прилавок, другой рукой он выдвигает ящик.
Сердце останавливается.
Ящик пуст…
Нет, деньги там есть. Но не те, что он видел днём. Здесь нет кучи, а тонкая пачечка рублёвок и мелочь. Мелочи много – ею усыпано всё дно, встречаются и металлические рубли, но той, той пачки нет.
Раздумывать нельзя.
Серёжа хватает деньги, сыплет в карман мелочь. Потом задвигает ящик обратно, достаёт сломанную шпагу. Прилавок опять накрывает запор. Следы от шпаги видны ясно, но замок закрыт.
Серёжа нагибается, подхватывает обломок шпаги, на цыпочках идёт вниз, пробирается в студию, затем в декорационный склад. Забрасывает шпагу за теснину фанерных щитов. Обломок кладёт в карман. Потом идёт к выходу.
На вахте сидит тётя Дуся. Дежурит она по очереди – то на радио, то здесь. Вахтёрша разглядывает его приветливо.
– Задержался? – спрашивает она.
– Сегодня две лампы лопнули, – говорит он. – Такой грохот! Менял…
Серёжа переставляет ватные ноги, в голове ухает колокол. Он чувствует себя голым на каком-то церковном шествии. Вокруг много-много людей, но он их не видит. Он только знает, что они разглядывают его и в такт шагам колотят в колокол.
Он приходит в парк возле студии. Бессознательно находит кусты, за которыми пил вино с Андроном. Ложится в траву.
Он лежит ничком. Сухие былинки колют щёки и лоб. Мимо, за кустами, проходят люди. О чём-то говорят. Смеются. Серёжа слышит обрывки фраз, и ему кажется, что все рассказывают о нём.
– Я ему говорю, ну идёшь?.. Подожди, отвечает, надо сообразить… – смеётся женский голос.
– Ну смотри, ну смотри, если так дело пойдёт… – резко говорит мужчина.
– Ты мне лучше ответь, кто виноват?.. – скрипит старуха.
– Бежим скорее, а то догонят… – шепчет мальчишка.
Серёжа поворачивается на спину, в кармане перекатывается мелочь. Он вскакивает. Расстилает платок. Достаёт деньги. Считает их.
Руки трясутся. Он то и дело поглядывает на кусты и от этого сбивается. Снова считает.
Заканчивает в полном изнеможении. Двадцать девять рублей шестьдесят копеек.
Он заворачивает деньги в платок. Получается небольшой узелок. Кладёт его рядом. Опять лежит. Вечерний воздух холодит грудь, земля – спину.
Глаза у него открыты, но он как бы в забытьи. То слышит и ощущает окружающее его. То оказывается впотьмах.
Потом его встряхивает кто-то.
Серёжа садится, озирается, но никого нет.
– Украл! – шепчет он. И повторяет с ужасом: – Украл!
То, что встряхнуло его, наполняет тело холодом, обрывает сердце, швыряет вниз, в бездонную глубину. Сережа вскакивает и бежит.
– Украл! – повторяет он. – Украл, украл, украл! Двадцать девять рублей шестьдесят копеек!
Может, если бы он украл триста, пятьсот, тысячу – сколько там было вначале, – его бы теперь сотрясало от страха, от ужаса. К страху он готовился. Он знал, на что идёт. Но он украл не триста, не пятьсот, не тысячу. Двадцать девять рублей шестьдесят копеек. Мелочью! И в этих ничтожных рублях, да ещё железом, заключалось большее, чем страх. Низость! Мерзость! Подлость!

Альберт Лиханов