Память сердца

Я любил, когда мама укладывала меня и мою сестрёнку ночью спать и рассказывала сказки, разные истории. Первая сказка была о маленьких козлятах. Но мы подросли, и время сказок прошло. Теперь мама рассказывала разные истории и события из жизни. Особенно она любила вспоминать своё детство. Веё душе навсегда сохранились воспоминания о небольшом селении под красивым названием Покровское. Мама говорила, что это было особенное место. С юга оно окружено лесом, а с севера и востока полями, пастбищами. Когда едешь в Покровское, минуешь мост через реку, сворачиваешь на девяносто градусов направо и оказываешься в настоящем лиственном лесу. Дорога разделяет его на две половинки. Лес этот полудикий, неухоженный. Но какой там чистый воздух! Страшно вдохнуть его полной грудью. Мы, городские жители, даже не привыкли дышать таким воздухом. Смотришь на деревья, которые все разной величины, и представляешь в них живых существ. Вот старик костлявой рукой-веткой угрожает своей старухе, вот молодуха — тонкая осинка хохочет над стеснительным ухажёромклёном. И все они живут, чувствуют, разговаривают. Этот лес стал маме очень родным и близким. «Стучит дятел по дереву, но его никогда не увидишь, поют песни разные птицы. А под ногами зелёная трава и мох, — лицо у мамы при этих словах светлеет и приобретает умиротворённый вид. Но потом ей становится грустно: — После перестройки на обочине дороги, в самом сердце леса, люди устроили мусорную свалку. Как тот воз из знаменитой крыловской басни, эта свалка и поныне там. Она губит лес, отравляет воздух. Люди сами себе копают экологическую яму. Они хуже зверей, хуже птиц». Мама замолкает, и мы задумываемся над смыслом её слов. Действительно, что мы оставим своим детям в наследство? Отравленный воздух, высохшие деревья, обмелевшую речку? «Хорошо было этому лесу в "доисторические" времена, — продолжает мама. Так она называет время советской эпохи, когда лес берегли, очищали, лелеяли. — Колхозники разбили яблоневые сады рядом с ним, и осенью некуда было яблоку падать: так много их поспевало. Это были годы изобилия, благоденствия. Тогда в селе жили русские, они и основали село, дали ему название Покровское. Мне кажется, что так назвали потому, что летом над селом небо всегда было чистое, голубое-голубое, а ночью звёзды светили особенно ярко. Покровчанки, полные, холёные, белокожие, в цветастых кофтах, вечерами сидели перед своими аккуратными, выкрашенными в голубой, как небо, цвет калитками и занимались сортировкой странных овощей. Эти овощи были похожи формой на большие перезревшие огурцы, только чёрные. Но дивом были не столько сами овощи, сколько то, что сельчане их ели. Только потом, через десятилетия, пришлые попробуют их сами. Так баклажаны войдут в наш рацион. И вот эти баклажаны лежали небольшими кучами, и женщины их сортировали. Мы с мамой шли пешком по длинной улице к бабушкиному дому. Бабки подходили к своим калиткам, здоровались с моей мамой, расспрашивали о житье-бытье. И от них веяло такой добротой! Водопровода в те годы в селе не было. И вечерами вся детвора таскала воду из настоящего колодца. До него надо было идти полкилометра. Колодец был очень глубоким, дна не видно, смелые ребята наклонялись через его край и кричали в него, чтобы услышать эхо. Из колодца вытекал небольшой ручеёк, подёрнутый зелёной ряской. И в нём плавали, а вернее, извивались маленькие головастики. Я их очень боялась и никогда не трогала руками. Мальчики могли зачерпнуть воду в ладони и разглядывать их. А в водорослях квакали лягушки. Когда темнело, они затягивали все вместе весёлую симфонию и пели её без устали. Бросит мальчишка в них камень — лягушки замолчат, но потом, непокорные, опять: «Ква, ква, ква, ква-а-а-а…» Натаскаем мы воды, подметём дворы, и родители отпускают играть на улицу. До темноты играли в прятки, а когда летучие мыши пролетали над головой, пугая нас, и прятались в деревьях, уходили домой довольные, уставшие». Мама поправляет наше одеяло, целует в щёки и тихо выходит из комнаты. А я про себя думаю, что надо обязательно поехать в этот лес, побывать в Покровском, обрадовать маму, вернуть её в детство, к жизни. В Покровском осталась одна русская семья, погост на окраине и три берёзки на повороте. И пока это есть, значит, жива память о людях, живших здесь, жива дружба между двумя народами — русским и дагестанским.